| А. А. Краевскому - 25 сентября 1849. СимбирскМилостивый государь Андрей Александрович, Вы, вероятно, до сих 
				пор считали меня пропавшим без вести: шлю теперь позднюю весть о 
				себе, но, к несчастию, только весть, а не повесть. Чувствую, как 
				я виноват перед Вами, тем более что причины, которые могу 
				привести в свое оправдание, всякому другому, кроме меня, 
				покажутся, пожалуй, неуважительными. Кому нужда знать, что я не 
				могу воспользоваться всяким свободным днем и часом, что у меня 
				вещь вырабатывается в голове медленно и тяжело, что, наконец, 
				особенно с летами, реже и реже приходит охота писать и что без 
				этой охоты никогда ничего не напишешь? Едучи сюда, я думал, что 
				тишина и свободное время дадут мне возможность продолжать 
				начатый и известный Вам труд. Оно бы, вероятно, так и было, если 
				б можно было продолжать. Но прочитавши внимательно написанное, я 
				увидал, что всё это до крайности пошло, что я не так взялся за 
				предмет, что одно надо изменить, другое выпустить, что, словом, 
				работа эта никуда почти не годится. Моя поездка и все 
				приобретенные в ней впечатления дали мне много материала на 
				другой рассказ: но всё это пока материал, который еще не 
				убродился в голове, — и что из него выйдет, я хорошенько и сам 
				не знаю.Вот в каком печальном положении нахожусь я теперь. Я бы давно 
				написал Вам об этом, но всё надеялся, что успею что-нибудь 
				сделать. Я запирался в своей комнате, садился каждое утро за 
				работу, но всё выходило длинно, тяжело, необработанно, всё в 
				виде материала. А дни всё шли да шли и, наконец пришли к тому, 
				что послезавтра я еду в Петербург и не везу с собой ничего, 
				кроме сомнительной надежды на будущие труды, сомнительной 
				потому, что в Петербурге опять не буду свободен по утрам и что, 
				наконец, боюсь, не потерял ли я в самом деле от старости всякую 
				способность писать. Впрочем, чтоб сколько-нибудь очистить свою совесть перед Вами, я 
				готов, если Вы пожелаете, пожертвовать к Новому году началом 
				своего романа, как оно ни дурно; но в таком случае продолжать 
				его уже не стану, потому что для продолжения нужно и начало 
				другое. Во всяком случае, помня взятое на себя против Вас обязательство 
				— представить к Новому году или рукопись, или обратно мзду, я 
				продал часть своей небольшой собственности и не замедлю по 
				приезде вручить Вам долг. Я даже думал послать деньги вперед 
				себя, чтобы пощадить себя от неизбежного при свидании с Вами 
				смущения, и потом явиться не иначе как с рукописью или вовсе не 
				явиться. Может быть, так и сделаю. А в наказание за трехмесячную 
				продержку денег наложите на меня сообразную с божескими и 
				человеческими законами эпитимию, и да буду пред Вами чист и 
				неповинен. Завтра я выезжаю в деревню к сестре, где пробуду суток двое да 
				дня три или четыре в Москве, а к 15 октября надеюсь быть в 
				Петербурге. Будьте уверены в моем искреннем уважении, преданности и желании 
				быть Вам полезным.
 Иван Гончаров. Симбирск, 25 сентября 1849.
 Возьмите на себя труд передать мой усердный поклон Лизавете 
				Яковлевне и Дудышкину: последнему я бы написал давно, да не 
				знал, куда адресовать. В Москве один молодой автор читал мне 
				прекрасную комедию; я хлопотал о ней для Вашего журнала, а он 
				хочет отдать ее на тамошний театр. Как приеду в Москву, буду 
				опять хлопотать.
 
  
 |