Н.А. и Евг.П. Майковым - 21 августа (2 сентября) 1859.
Булонь
21 августа/2 сентября 1859.
Сейчас только получил ваши любезные письма, Николай Аполлонович
и Евгения Петровна, и искренно благодарю, что Вы подняли,
Николай Аполлонович, мою перчатку, то есть решились со мною
переписываться. Но не бойтесь: я не стану испытывать Вашу
храбрость и спешу Вам послать absolution complиte полное
оправдание (фр.): Вы дали образчик мужества и решимости
рыцарской; испытывать Вас долее было бы употреблять во зло Ваше
мужество. Будьте же покойны и не выпускайте кисти из рук: знаю,
что этим способом я доставляю себе наслаждение увидеть, по
возвращении, что-нибудь такое, чего Вы мне не напишете в письме.
Не отрывайтесь же от Вашей работы не только для письма ко мне,
но даже и для рыбной ловли. - Что касается до моего
произведения, которого Вы ожидаете с лестным для меня
нетерпением и на которое делаете спекуляции, то увы! его нет и
не будет: акт вступления в старость совершается с адской
быстротой и за границею довершился окончательно. Сердце давно
замолчало, воображение тоже умолкает, и перо едва-едва служит,
чтоб написать дружеское письмо. Куда девалась охота, юркость к
письму - Бог знает! Только писанье стало противно, скучно, и я
упрямо молчу. А уж если молчу здесь, на свободе, то дома, при
недосуге и заботах, и подавно замолчу.
Мы всё еще в Булони: первые дни стояли невыносимые жары, а потом
заревели штормовые ветры, которые не перестают до сих пор.
Екатер<ина> Павл<овна> выкупалась один раз, но, кажется, море
для нее - слишком сильное средство, и она дня три просидела в
комнате, а теперь опять ничего. Потом стало холодно, и Старик
тоже перестал купаться; не отстаю один я, и если б Вы
посмотрели, какие стены волн обрушиваются на мою голову, Вы бы
только покачали головой: что, дескать, он делает! Но я не один,
со мной несколько англичан и здоровый матрос, baigneur,
служитель при купальне, банщик (фр.) который учит, как надо
встречать напор волн, боком, спиной или чем другим, и тотчас
бросается помогать, когда кого-нибудь сшибет с ног.
Я взял уже десять ванн, остается столько же. Если будет всё так
же холодно, Ваши уедут дня через два куда-то станции за две
отсюда, на какую-то речку, где потише, потеплее и подешевле, и
там дождутся срока ехать в Дрезден, то есть недели полторы. А я
хочу, кончивши купанье, поехать опять на несколько дней в Париж
и потом тоже в Дрезден. Хотя мы были уже в Париже, но я был еще
на диете после вод, да и теперь пробуду дня три, не больше, и то
смертельно боюсь, станет ли денег на проезд, а у Ваших их,
кажется, еще меньше. В Париже мы пробыли всего неделю, а сколько
он вытянул, проклятый! Купить ничего не купили, только обедали
очень скромно, да побывали в Луврской галерее, в Jardin de
Plantes и в bal Mabille, даже в театр не заглянули. - Мы уже
писали в Варшаву, чтобы около 15-го сентября нам оставили место
в мальпост. Если захотите написать к своим или ко мне, то теперь
уже пишите в Дрезден, poste restante. - Кланяюсь вам обоим,
Аполлону Никол<аевичу> с Анной Иван<овной>, Лёле и Константину
Аполлоновичу. До свидания. Весь ваш
И. Гончаров.
|