• Иван Гончаров.ру
  • Произведения
  • Публицистика
  • Стихи Гончарова
  • Письма Гончарова
  • Критика
  • Рефераты
  • Ссылки
  • 

     

    Обрыв - Гончаров И.А.

    Роман в пяти частях

    (1869)

    Навигация по роману "Обрыв":

    Часть первая:
    Часть вторая:
    Часть третья:
    Часть четвертая:
    Часть пятая:
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI XXII
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI XXII XXIII
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI XXII XXIII XXIV XXV

    Скачать роман "Обрыв" в формате .doc (827КБ)

    XXI

    Райский пришел домой злой, не ужинал, не пошутил с Марфинькой, не подразнил бабушку и ушел к себе. И на другой день он сошел такой же мрачный и недовольный.

    Погода была еще мрачнее. Шел мелкий, непрерывный дождь. Небо покрыто было не тучами, а каким-то паром. На окрестности лежал туман.

    Вера была тоже не весела. Она закутана была в большой платок, и на вопрос бабушки, что с ней, отвечала, что у ней был ночью озноб.

    Посыпались расспросы, упреки, что не разбудила, предложения — напиться липового цвета и поставить горчишники. Вера решительно отказалась, сказав, что чувствует себя теперь совсем здоровою.

    Все трое сидели молча, зевали или перекидывались изредка вопросом и ответом.

    — Вы были тоже на острове? — спросила Вера Райского.

    — Да, — ты почем знаешь?

    — Я слышала, как Егор жаловался кому-то на дворе, что платье всё в глине да в тине у вас — насилу отчистил: «Должно быть, на острове был», — говорил он.

    — Ты всё слышишь! — заметил он. — Я был не один: Марк был, еще жена Козлова...

    — Вот нашел с кем гулять! У ней есть провожатый, — сказала бабушка, — m-r Шарль. — И он был.

    Опять замолчали и уже собирались разойтись, как вдруг явилась Марфинька.

    — Ах, бабушка, как я испугалась: страшный сон видела! — сказала она, еще не поздоровавшись. — Как бы не забыть!

    — Какой такой, расскажи? Что это ты бледна сегодня?

    — Рассказывай скорей! — говорил Райский. — Давайте сны рассказывать, кто какой видел. И я вспомнил свой сон: странный такой! Начинай, Марфинька! Сегодня скука, слякоть — хоть сказки давайте сказывать!

    — Сейчас, сейчас, погодите: через пять минут приедет Николай Андреич, я при нем расскажу.

    — Уж и через пять минут! — сказала бабушка, — почем ты знаешь? Дожидайся! Он еще спит!

    — Нет, приедет — я ему велела! — кокетливо возразила Марфинька. — Нынче крестят девочку в деревне, у Фомы: я обещала прийти, а он меня проводит...

    — Так ты для деревенских крестин новое барежевое платье надела, да еще в этакий дождь! Кто тебя пустит? скинь, сударыня!

    — Скину, бабушка, я надела только примерить.

    — Ведь уж примеривали!

    — Оставьте ее, бабушка, она жениху хочет показаться в новом платье.

    Марфинька покраснела.

    — Вот вы какие: я совсем не для того! — с досадой сказала она, что угадали, — пойду, сейчас скину...

    Райский удержал ее за руку; она вырвалась и только отворила дверь, как навстречу ей явился Викентьев и распростер руки, чтоб не пустить ее.

    — Идите скорей — зачем опоздали? — говорила она, краснея от радости и отбиваясь, когда он хотел непременно поцеловать у ней руку.

    — Что это у вас за гадкая привычка целовать в ладонь? — заметила она, отнимая у него руку, — всю руку изломаете!

    — Ладонь такая тепленькая у вас, душистая, позвольте...

    — Подите прочь: вы еще с бабушкой не поздоровались!

    Он поцеловал у бабушки руку, потом комически раскланялся с Райским и с Верой. — Рассказывайте, что видели во сне, — сказал ему Райский, — скорее, скорее!

    — Нет, я прежде расскажу! — перебила Марфинька.

    — Ах, нет, позвольте, я видел отличный сон, — торопился сказать Викентьев, — будто я...

    — Нет, дайте мне рассказать, — говорила Марфинька.

    — Позвольте, Марфа Васильевна, а то забуду, — силился он переговорить ее, — ей-богу, я было и забыл совсем: будто я иду...

    Она зажала ему рот рукой.

    — По порядку, по порядку! — командовал Райский, — слово за Марфинькой: Марфа Васильевна, извольте!

    — Я, будто, бабушка... Послушай, Верочка, какой сон! Слушайте, говорят вам, Николай Андреич, что вы не посидите!.. На дворе будто ночь лунная, светлая, так пахнет цветами, птицы поют...

    — Ночью? — сказал Викентьев.

    — Соловьи всё ночью поют! — заметила бабушка, взглянув на них обоих.

    Марфинька покраснела.

    — Вот теперь сбили с толку — я и не стану рассказывать!

    — Нет, нет, говори, говорите! — сказали все, кроме Веры.

    — Ну, вот птицы...

    — Птицы не поют ночью...

    — Опять вы, Николай Андреич! не стану — вам говорят! А вот он ночью, бабушка, — живо заговорила она, указывая на Викентьева, — храпит...

    — Ты почем знаешь?

    — Марина сказывала — она от Семена слышала...

    — Это от золотухи: надо пить аверину траву, — заметила Татьяна Марковна.

    — Я боюсь, кто храпит. Если б знала прежде, так бы...

    Она вдруг замолчала.

    — Что ж ты остановилась? — спросил Райский, — можно свадьбу расстроить. В самом деле, если он тебе будет мешать спать по ночам...

    Марфинька покраснела, как вишня, и бросилась вон. — Полно тебе, Борюшка! видишь, она договорилась до чего, да и сама не рада!

    Викентьев догнал Марфиньку и привел назад.

    — Я буду на ночь нос ватой затыкать, Марфа Васильевна, — сказал он.

    Марфиньку усадили и заставили рассказывать сон.

    — Вот будто я тихонько вошла в графский дом, — начала она, — прямо в галерею, где там статуи стоят. Вошла я и притаилась, и смотрю, как месяц освещал их все, а я стою в темном углу: меня не видать, а я их всех вижу. Только я стою, не дышу, всё смотрю на них. Все переглядела — и Геркулеса с палицей, и Диану, и потом Венеру, и еще эту с совой, Минерву... И старика, которого змеи сжимают... как бишь его зовут... Только вдруг!.. (Марфинька сделала испуганное лицо и оглядывалась по сторонам) — и теперь даже страшно — так живо представилось...

    — Ну, что вдруг? — спросила бабушка.

    — Страшно, бабушка. Вдруг будто статуи начали шевелиться. Сначала одна тихо-тихо повернула голову и посмотрела на другую, а та тоже тихо разогнула и не спеша протянула к ней руку: это Диана с Минервой. Потом медленно приподнялась Венера — и не шагая... какой ужас!.. подвинулась, как мертвец, плавно к Марсу, в каске... Потом змеи, как живые, поползли около старика: он перегнул голову назад, у него лицо стали дергать судороги, как у живого, я думала, сейчас закричит! И другие все плавно стали двигаться друг к другу, некоторые подошли к окну и смотрели на месяц... Глаза у всех каменные, зрачков нет... Ух!

    Она вздрогнула.

    — Да это поэтический сон — я его запишу! — сказал Райский.

    — Побежали дети в разные стороны, — продолжала Марфинька, — и всё тихо, не перебирая ногами... Статуи как будто советовались друг с другом, наклоняли головы, шептались... Нимфы взялись за руки и кружились, глядя на месяц... — Я вся тряслась от страха. — Сова встрепенулась крыльями и носом почесала себе грудь... Марс обнял Венеру, она положила ему голову на плечо, они стояли, все другие ходили или сидели группами. Только Геркулес не двигался. Вдруг и он поднял голову, потом начал тихо выпрямляться, плавно подниматься с своего места. Большой такой, до потолка! Он обвел всех глазами, потом взглянул в мой угол... и вдруг задрожал, весь выпрямился, поднял руку: все в один раз взглянули туда же, на меня — на минуту остолбенели, потом все кучей бросились прямо ко мне...

    — Ну, что же вы, Марфа Васильевна? — спросил Викентьев.

    — Как я закричу!

    — Ну?

    — Ну и проснулась — и с полчаса всё тряслась, хотела кликнуть Федосью, да боялась пошевелиться — так до утра и не спала. Уж пробило семь, как я заснула.

    — Прелесть — сон, Марфинька! — сказал Райский. — Какой грациозный, поэтический! Ты ничего не прибавила?

    — Ах, братец, да где же мне всё это выдумать! Я так всё вижу и теперь, что нарисовала бы, если б умела...

    — Надо морковного соку выпить, — заметила бабушка, — это кровь очищает.

    — Ну, теперь позвольте мне... — начал Викентьев торопливо, — я будто иду по горе, к собору, а навстречу мне будто Нил Андреич, на четвереньках, голый...

    — Полно тебе, что это, сударь, при невесте!.. — остановила его Татьяна Марковна.

    — Ей-богу, правда...

    — Это нехорошо, не к добру...

    — Говорите, говорите! — одобрял Райский.

    — А верхом на нем будто Полина Карповна, тоже...

    — Перестанешь ли молоть? — сказала Татьяна Марковна, едва удерживаясь от смеху.

    — Сейчас кончу. Сзади будто Марк Иванович погоняет Тычкова поленом, а впереди Опенкин, со свечой, и музыка...

    Все захохотали.

    — Всё сочинил, бабушка, сейчас сочинил: не верьте ему! — сказала Марфинька.

    — Ей-богу, нет: и все будто, завидя меня, бросились, как ваши статуи, ко мне, я от них: кричал, кричал, даже Семен пришел будить меня — ей-богу, правда, спросите Семена!..

    — Ну, тебе, батюшка, ужо на ночь дам ревеню или постного масла с серой. У тебя глисты, должно быть. И ужинать не надо.

    — Я напомню ужо бабушке: вот вам! — сказала Марфинька Викентьеву. — Ну, Вера, скажи свой сон — твоя очередь! — обратился Райский к Вере.

    — Что такое я видела? — старалась она припомнить, — да, молнию, гром гремел — и, кажется, всякий удар падал в одно место...

    — Какая страсть! — сказала Марфинька, — я бы закричала.

    — Я была где-то на берегу, — продолжала Вера, — у моря: передо мной какой-то мост, в море. Я побежала по мосту, — добежала до половины: смотрю, другой половины нет, ее унесла буря...

    — Всё? — спросил Райский.

    — Всё.

    — И этот сон хорош: и тут поэзия!

    — Я не вижу обыкновенно снов или забываю их, — сказала она, — а сегодня у меня был озноб: вот вам и поэзия!

    — Да ведь всё дело в ознобе и жаре: худо, когда ни того ни другого нет.

    — А вы, братец? теперь вам говорить! — напомнила ему Марфинька.

    — Вообразите, я всю ночь летал.

    — Как летали?

    — Так: будто крылья явились.

    — Это бывает к росту, — сказала бабушка, — кажется, тебе уж не кстати бы...

    — Я сначала попробовал полететь по комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все сидите в зале, на стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей... Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг вижу, из-за куста в меня целится из ружья Марк...

    — Этот всем снится; вот сокровище далось: как пугало, — сказала Татьяна Марковна.

    — Я его вчера видел с ружьем — на острове: он и приснился. Я ему стал кричать изо всей мочи, во сне, — продолжал Райский, — а он будто не слышит, всё целится... наконец...

    — Ну, братец, — ах, это интересно...

    — Ну, я и — проснулся! — Только? ах, как жаль! — сказала Mapфинька.

    — А тебе хотелось, чтоб он меня застрелил?

    — Чего доброго: от него станется и наяву, — ворчала бабушка. — А что он, отдал тебе восемьдесят рублей?

    — Нет, бабушка: я и не спрашивал.

    — Все вы мало Богу молитесь, ложась спать, — сказала она, — вот что! А как погляжу, так всем надо горькой соли дать, чтоб чепуха не лезла в голову.

    — А вы, бабушка, видели какой-нибудь сон? расскажите. Теперь ваша очередь! — обратился к ней Райский.

    — Стану я пустяки болтать!

    — Расскажите, бабушка! — пристала и Марфинька.

    — Бабушка, позвольте, я расскажу за вас, что вы видели? — вызвался Викентьев.

    — А ты почем знаешь бабушкины сны?

    — Я угадаю.

    — Ну, угадывай.

    — Вам снилось, — начал он, — что мужики отвезли хлеб на базар, продали и пропили деньги. Это во-первых...

    Все засмеялись.

    — Какой отгадчик! — сказала бабушка.

    — Во-вторых, что Яков, Егор, Прохор и Мотька, пьяные, забрались на сеновал, закурили трубки и наделали пожар...

    — Типун тебе, право, болтун этакий! Поди, я уши надеру!

    — В-третьих, что все девки и бабы, в один вечер, съели все варенье, яблоки, растаскали сахар, кофе...

    Опять смех.

    — Что Савелий до смерти убил Марину...

    — Полно, тебе говорят!.. — унимала сердито Татьяна Марковна.

    — И наконец, — торопливо досказывал он, так что на зубах вскочил пузырь, — что земская полиция в деревне велела делать мостовую и тротуары, а в доме поставили роту солдат...

    — Вот я же тебя, я же тебя — на, на, на! — говорила бабушка, встав с места и поймав Викентьева за ухо. — А еще жених — болтает вздор какой!

    — А ловко, мастерски подобрал! — поощрял Райский. Марфинька смеялась до слез, и даже Вера улыбалась. Бабушка села опять. — Это вам только лезет в голову такая бестолочь! — сказала она.

    — Видите же и вы какие-нибудь сны, бабушка? — заметил Райский.

    — Вижу, да не такие безобразные и страшные, как вы все.

    — Ну что, например, видели сегодня?

    Бабушка стала припоминать.

    — Видела что-то, постойте... Да: поле видела, на нем будто лежит... снег.

    — А еще? — спросил Райский.

    — А на снегу щепка...

    — И всё?

    — Чего ж еще? И слава Богу, кричать и метаться не нужно!

    Читать далее>>

    Скачать роман "Обрыв" в формате .doc (827КБ) 

    Все права защищены, использование материалов без прямой активной ссылки на наш сайт категорически запрещено © 2008—2024