• Иван Гончаров.ру
  • Произведения
  • Публицистика
  • Стихи Гончарова
  • Письма Гончарова
  • Критика
  • Рефераты
  • Ссылки
  • 

     

    Обрыв - Гончаров И.А.

    Роман в пяти частях

    (1869)

    Навигация по роману "Обрыв":

    Часть первая:
    Часть вторая:
    Часть третья:
    Часть четвертая:
    Часть пятая:
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI XXII
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI XXII XXIII
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV
    I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI XXII XXIII XXIV XXV

    Скачать роман "Обрыв" в формате .doc (827КБ)

    ЧАСТЬ ПЯТАЯ

    I

    На другой день, в деревенской церкви Малиновки с десяти часов начали звонить в большой колокол, к обедне.

    В доме была суета. Закладывали коляску, старомодную карету. Кучера оделись в синие, новые кафтаны, намазали головы коровьим маслом и с утра напились пьяны. Дворовые женщины и девицы пестрели праздничными, разноцветными ситцевыми платьями, платками, косынками, ленточками. От горничных за десять шагов несло гвоздичной помадой.

    Егорка явился было неслыханным франтом, в подаренном ему Райским коротеньком пиджаке, клетчатых зеленых, почти новых, панталонах, и в купленных им самим — оранжевом галстухе и голубом жилете. Он, в этом наряде, нечаянно попался на глаза Татьяне Марковне.

    — Это что! — строго крикнула она на него, — что за чучело, на кого ты похож? Долой! Василиса! Выдать им всем ливрейные фраки: и Сережке, и Степке, и Петрушке, и этому шуту! — говорила она, указывая на Егора. — Яков пусть черный фрак да белый галстух наденет. Чтобы и за столом служили, и вечером оставались в ливреях!

    Весь дом смотрел парадно, только Улита в это утро глубже, нежели в другие дни, опускалась в свои холодники и подвалы и не успела надеть ничего, что делало бы ее непохожею на вчерашнюю или завтрешнюю Улиту. Да повара почти с зарей надели свои белые колпаки и не покладывали рук, готовя завтрак, обед, ужин — и господам, и дворне, и приезжим людям из-за Волги.

    Бабушка, отдав приказания с раннего утра, в восемь часов сделала свой туалет и вышла в залу, к гостье и будущей родне своей, в полном блеске старческой красоты, с сдержанным достоинством барыни и с кроткой улыбкой счастливой матери и радушной хозяйки.

    Она надела на седые волосы маленький простой чепчик; на ней хорошо сидело привезенное ей Райским из Петербурга шелковое светло-коричневое платье. Шея закрывалась шемизеткой с широким воротничком из старого пожелтевшего кружева. На креслах в кабинете лежала турецкая большая шаль, готовая облечь ее, когда приедут гости к завтраку и обеду.

    Теперь она собиралась ехать всем домом к обедне и в ожидании, когда все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по зале, сложив руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты, как входили и выходили люди, чистя ковры, приготовляя лампы, отирая зеркала, снимая чехлы с мебели.

    Она подходила то к одному, то к другому окну, задумчиво смотрела на дорогу, потом с другой стороны в сад, с третьей на дворы. Командовали всей прислугой и распоряжались Василиса и Яков, а Савелий управлялся с дворней.

    Мать Викентьева разоделась в платье gris-de-perle1 с отделкой из темных кружев. Викентьев прибегал уже, наряженный с осьми часов во фрак и белые перчатки. Ждали только появления Марфиньки.

    И когда она появилась, радости и гордости Татьяны Марковны не было конца. Она сияла природной красотой, блеском здоровья, а в это утро еще лучами веселья от всеобщего участия, от множества — со всех сторон — знаков внимания, не только от бабушки, жениха, его матери, но в каждом лице из дворни светилось непритворное дружество, ласка к ней и луч радости по случаю ее праздника.

    Бабушка уже успела побывать у нее в комнате, когда она только что встала с постели. Проснувшись и поглядев вокруг себя, Марфинька ахнула от изумления и внезапной радости.

    Пока она спала, ей все стены ее двух комнаток чьи-то руки обвешали гирляндами из зелени и цветов. Она хотела надеть свою простенькую блузу, а наместо ее, на кресле подле кровати, нашла утреннее неглиже из кисеи и кружев с розовыми лентами. Не успела она ахнуть, как на двух других креслах увидела два прелестные платья — розовое и голубое, на выбор, которое надеть.

    — Ах! — сделала она и, вскочив с постели, надела новую блузу, не надев чулок, — некогда было — подошла к зеркалу и остолбенела: весь туалет был уставлен подарками.

    Она не знала, на что глядеть, что взять в руки. Бросится к платью, а там тянет к себе великолепный ящик розового дерева. Она открыла его, — там был полный дамский несессер, почти весь туалет, хрустальные, оправленные в серебро флаконы, гребенки, щетки и множество мелочей.

    Она стала было рассматривать все вещи, но у ней дрожали руки. Она схватит один флакон, увидит другой, положит тот, возьмет третий, увидит гребенку, щетки в серебряной оправе — и всё с ее вензелем «М». «От будущей maman», — написано было на бумажке, наклеенной на ящике.

    — Ах! — сделала она, растерявшись и захлопывая крышку.

    Подле ящика лежало еще несколько футляров, футлярчиков. Она не знала, за который взяться, что смотреть. Взглянув мельком в зеркало и откинув небрежно назад густую косу, падавшую ей на глаза и мешавшую рассматривать подарки, она кончила тем, что забрала все футляры с туалета и села с ними в постель.

    Она боялась открывать их, медлила, наконец открыла самый маленький.

    Там — перстень с одним только изумрудом.

    — Ах! — повторила она и, надев перстень, вытянула руку и любовалась им издали.

    Открыла другой футляр побольше — там серьги. Она вдела их в уши и, сидя в постели, тянулась взглянуть на себя в зеркало. Потом открыла еще два футляра и нашла большие массивные браслеты в виде змеи кольцом с рубиновыми глазами, усеянной по местам сверкающими алмазами, и сейчас же надела их.

    Наконец открыла самый большой футляр.

    — Ах! — почти с ужасом, замирая, сделала она, увидя целую реку — двадцать один брильянт, по числу ее лет.

    Там бумажка со словами: «К этому ко всему, — читала она, — имею честь присовокупить самый драгоценный подарок: лучшего моего друга — самого себя. Берегите его. Ваш ненаглядный Викентьев».

    Она засмеялась, потом поглядела кругом, поцеловала записку, покраснела до ушей и, спрыгнув с постели, спрятала ее в свой шкапчик, где у нее хранились лакомства. И опять подбежала к туалету посмотреть, нет ли чего-нибудь еще, и нашла еще футлярчик.

    Это был подарок Райского: часы, с эмалевой доской, с ее шифром, с цепочкой. Она взглянула на них большими глазами, потом окинула взглядом прочие подарки, поглядела по стенам, увешанным гирляндами и цветами — и вдруг опустилась на стул, закрыла глаза руками и залилась целым дождем горячих слез.

    — Господи! — всхлипывая от счастья, говорила она, — за что они меня так любят все? Я никому ничего хорошего не сделала и не сделаю никогда!..

    Так застала ее бабушка, неодетую, необутую, с перстнями на пальцах, в браслетах, в брильянтовых серьгах и обильных слезах. Она сначала испугалась, потом, узнав причину слез, обрадовалась и осыпала ее поцелуями.

    — Это Бог тебя любит, дитя мое, — говорила она, лаская ее, — за то, что ты сама всех любишь, и всем, кто поглядит на тебя, становится тепло и хорошо на свете!..

    — Ну пусть бы Николай Андреич: он жених, пусть maman его, — отвечала Марфинька, утирая слезы, — а брат Борис Павлович: что я ему!..

    — То же, что всем! одна радость глядеть на тебя: скромна, чиста, добра, бабушке послушна... («Мот! из чего тратит на дорогие подарки: вот я ужо ему дам!» — в скобках вставила она.) Он урод, твой братец, только какой-то особенный урод!

    — Точно угадал, бабушка: мне давно хотелось синенькие часики — вот этакие, с эмалью!..

    — А что ж ты не спросишь бабушку, отчего она ничего не подарила?

    Марфинька зажала ей рот поцелуем.

    — Бабушка, любите меня всегда, коли хотите, чтоб я была счастлива...

    — Любовь — любовью, а вот тебе мой всегдашний подарок! — говорила она, крестя ее. — А вот и еще, чтоб ты этого моего креста и после меня не забывала...

    Она полезла в карман. — Бабушка! Да ведь вы мне два платья подарили!.. А кто это зелени и цветов повесил?..

    — Всё твой жених, с Полиной Карповной, вчера прислали... от тебя таили... Сегодня Василиса с Пашуткой убирали на заре... А платья — твое приданое: будет и еще не два. Вот тебе...

    Она вынула футлярчик, достала оттуда золотой крест с четырьмя крупными брильянтами и надела ей на шею, потом простой гладкий браслет с надписью: «От бабушки внучке», год и число.

    Марфинька припала к руке бабушки и чуть было не расплакалась опять.

    — Всё, что у бабушки есть — а у ней кое-что есть — всё поровну разделю вам с Верочкой! Одевайся же скорей!

    — Какая вы нынче красавица, бабушка! Братец правду говорит: Тит Никоныч непременно влюбится в вас...

    — Полно тебе, болтунья! — полусердито сказала бабушка. — Поди к Верочке и узнай, что она? Чтобы к обедне не опоздала с нами! Я бы сама зашла к ней, да боюсь подниматься на лестницу...

    — Я сейчас, сейчас... — сказала Марфинька, торопясь одеваться .

    Сноски:

    1 жемчужно-серого цвета (фр.)

    Читать далее>>

    Скачать роман "Обрыв" в формате .doc (827КБ) 

    Все права защищены, использование материалов без прямой активной ссылки на наш сайт категорически запрещено © 2008—2024