Неизвестно, что говорила Райскому Полина Карповна, но через
пять минут он взял шляпу, тросточку, и Крицкая, глядя
торжественно по сторонам, помчала его, сначала по главным
улицам, гордясь своей победой, и потом, как военную добычу,
привезла домой.
Райский с любопытством шел за Полиной Карповной в комнаты,
любезно отвечал на ее нежный шепот, страстные взгляды. Она
молила его признаться, что он неравнодушен к ней, на что он в ту
же минуту согласился, и с любопытством ждал, что из этого будет.
— О, я знала, я знала — видите! Не я ли предсказывала? — ликуя,
говорила она.
Она начала с того, что сейчас опустила сторы, сделала полумрак в
комнате и полусела или полулегла на кушетку, к свету спиной.
— Да, я знала это: о, с первой минуты я видела, que nous nous
convenons — да, cher m-r Boris,1 — не правда ли?
Она пришла в экстаз, не знала, где его посадить, велела подать
прекрасный завтрак, холодного шампанского, чокалась с ним и сама
цедила по капле в рот вино, вздыхала, отдувалась, обмахивалась
веером. Потом позвала горничную и хвастливо сказала, что она
никого не принимает; вошел человек в комнату, она повторила то
же и велела опустить сторы даже в зале.
Она сидела в своей красивой позе, напротив большого зеркала, и
молча улыбалась своему гостю, млея от удовольствия. Она не
старалась ни приблизиться, ни взять Райского за руку, не
приглашала сесть ближе, а только играла и блистала перед ним
своей интересной особой, нечаянно показывала «ножки» и с улыбкой
смотрела, как действуют на него эти маневры. Если он подходил к
ней, она прилично отодвигалась и давала ему подле себя место.
Он с любопытством смотрел на нее и хотел окончательно решить,
что она такое. Он было испугался приготовлений, какими она
обстановила его посещение, но с каждым ее движением опасения его
рассеивались. По-видимому, добродетели его не угрожала никакая
опасность.
«Чего же она хочет от меня?» — догадывался он, глядя на нее с
любопытством.
— Скажите мне что-нибудь про Петербург, про ваши победы: о, их
много у вас? да? Скажите, что тамошние женщины — лучше здешних?
(она взглянула на себя в зеркало) одеваются с бόльшим вкусом? (и
обдернула на себе платье и сбросила с плеча кружевную мантилью).
А плечи у ней были белы и круглы, так что Райский находил их не
совсем недостойными кисти.
— Что ж вы молчите: скажите что-нибудь? — продолжала она,
дрыгнув не без приятности «ножкой» и спрятав ее под платье.
Потом плутовски взглянула на него, наблюдая, действует ли?
«Что ж она такое: постой, сейчас скажется!..» — подумал он.
— Я всё сказал! — с комическим экстазом произнес он, — мне
остается только... поцеловать вас!
Он встал со своего места и подошел к ней решительно.
— M-r Boris! de grâce — oh! oh! — с натянутым смущением сказала
она, — que voulez-vous,2 —
нет, ради Бога нет, пощадите, пощадите!
Он наклонился к ней и, по-видимому, хотел привести свое
намерение в исполнение. Она замахала руками в непритворном
страхе, встала с кушетки, подняла стору, оправилась и села
прямо, но лицо у ней горело лучами торжества. Она была озарена
каким-то блеском — и опустив томно голову на плечо, шептала
сладостно:
— Pitié, pitié!3
— Gra-ce, gra-ce!4 — запел
Райский, едва сдерживая смех. — Я пошутил: не бойтесь, Полина
Карповна — вы безопасны, клянусь вам...
— О, не клянитесь! — вдруг встав с места, сказала она с пафосом
и зажмуриваясь, — есть минуты, страшные в жизни женщины... Но вы
великодушны!.. — прибавила, опять томно млея и клоня голову на
сторону, — вы не погубите меня...
— Нет, нет, — говорил он, наслаждаясь этой сценой, — как можно
губить мать семейства!.. Ведь у вас есть дети — а где ваши дети?
— спросил он, оглядываясь вокруг. — Что вы мне не покажете их?
Она сейчас же отрезвилась.
— Их нет... они... — заговорила она.
— Познакомьте меня с ними: я так люблю малюток.
— Нет, pardon, m-r Boris, — их в городе нет...
— Где же они?
— Они... гостят в деревне у знакомых.
Дело в том, что одному «малютке» было шестнадцать, а другому
четырнадцать лет, и Крицкая отправила их к дяде на воспитание,
подальше от себя, чтоб они возрастом своим не обличали ее лет.
Райскому стало скучно, и он собрался домой. Полина Карповна не
только не удерживала его, но, по-видимому, была довольна, что он
уходит. Она велела подавать коляску и непременно хотела ехать с
ним.
— И прекрасно, — сказал Райский, — завезите меня в одно место!
Полина Карповна обрадовалась, и они покатили опять по улицам.
К вечеру весь город знал, что Райский провел утро наедине с
Полиной Карповной, что не только сторы были опущены, даже ставни
закрыты, что он объяснился в любви, умолял о поцелуе, плакал — и
теперь страдает муками любви.
Долго кружили по городу Райский и Полина Карповна. Она старалась
провезти его мимо всех знакомых, наконец он указал один переулок
и велел остановиться у квартиры Козлова. Крицкая увидела у окна
жену Леонтья, которая делала знаки Райскому. Полина Карповна
пришла в ужас.
— Вы ездите к этой женщине — возможно ли? Я компрометирована! —
сказала она. — Что скажут, когда узнают, что я завезла вас сюда?
Allons, de grâce, montez vite et partons! Cette femme: quelle
horreur!5
Но Райский махнул рукой и вошел в дом.
«Вот сучок заметила в чужом глазу!» — думал он .
Сноски:
1 что мы подходим друг другу — да, дорогой Борис (фр.).
2 — Мсье Борис! оставьте — о! о! <...>
что вы от меня хотите (фр.).
3 — Сжальтесь, сжальтесь! (фр.)
4 — Поща-дите, поща-дите! (фр.)
5 Умоляю вас, садитесь скорее и
поедемте! Эта женщина: какой ужас! (фр.)
